Майкл знал, что его друг умирает. Грир пытался скрывать это, и у него почти получилось, но Майкл понял это. Не что-то отдельное, а просто общее ощущение от человека. Время брало свое – как это случается, рано или поздно, со всеми.

И, конечно же, он думал о своем корабле, о «Бергенсфьорде». Он теперь уже далеко, наверное, идет на юг у берегов Бразилии, под таким же звездным небом.

– Как тут красиво, – сказала Алиша.

Она сидела напротив него, вытянувшись на скамье и накрыв ноги одеялом. Ее голова, как и его, была задрана вверх, ее глаза блестели в свете звезд.

– Помню, как первый раз их увидела, – продолжила она. – В ту ночь, когда Полковник оставил меня снаружи от Стены. Они меня повергли в полный ужас.

Она показала в сторону горизонта на юге.

– Вон там что за звезда, почему она такая яркая?

Майкл проследил за ее пальцем.

– Ну, на самом деле это даже не звезда. Планета Марс.

– Откуда ты знаешь?

– Ее видно большую часть лета. Если присмотреться, то видно, что у нее красноватый оттенок. По сути, большая ржавая глыба.

– А вот эта? – спросила Алиша, показывая прямо вверх.

– Арктур.

В темноте было сложно увидеть выражение ее лица, но Майклу представилось, что она сморщила лоб, задумываясь.

– А как далеко она от нас?

– Не слишком, по меркам звезд. Около тридцати семи световых лет. Расстояние, которое свет за тридцать семь лет проходит, чтобы попасть сюда. Когда свет, который ты сейчас видишь, отправился в путь от поверхности Арктура, мы с тобой были детьми. Так что, глядя на небо, на самом деле ты смотришь в прошлое. И не одно прошлое. Каждая звезда отличается от других.

Она рассмеялась.

– У меня вечно каша в голове, когда ты такие штуки объяснять начинаешь. Я помню, как ты мне все это рассказывал, когда мы еще детьми были. Или пытался.

– Тогда я был очень надоедлив. Скорее всего, пытался на тебя впечатление произвести.

– Покажи мне другие звезды.

Он так и сделал. Показал Полярную звезду и Большую Медведицу. Яркий Антарес и голубоватую Вегу, ее соседей, небольшое скопление звезд, известное под названием Дельфина. Широкий рукав Галактики, Млечный Путь, простирающийся от одной стороны горизонта до другой, с севера на юг и разделяющий небо на востоке полосой света. Рассказывал ей все, что приходило в голову, и она слушала его с неослабным интересом.

– Мне холодно, – сказала она, когда он закончил.

Алиша подвинулась вперед от транца; Майкл подошел и втиснулся позади нее, свесив ноги по обе стороны от ее талии. Подтянул одеяло, накрывая их обоих, и прижал ее к себе, чтобы согреть.

– Мы не говорили о том, что произошло на корабле, – сказала Алиша.

– Можем и не говорить, если не хочешь.

– Мне кажется, я должна тебе это объяснить.

– Не должна.

– Почему ты прыгнул за мной, Майкл?

– Я на самом деле не особо задумывался. Решил на ходу.

– Это не ответ.

Он пожал плечами.

– Наверное, можно сказать, что мне не слишком нравится, когда люди, которые мне не безразличны, пытаются покончить с собой. Я знаю, что это такое, и воспринимаю очень близко к сердцу.

Его слова ошеломили ее.

– Прости. Я должна была подумать…

– Ничего ты не должна. Просто больше так не делай, о’кей? Я не слишком хорошо плаваю.

Повисло молчание, но не напряженное, напротив – молчание людей, у которых была общая история, тех, кто может говорить, не разговаривая. Ночь была наполнена множеством тихих звуков, которые, как ни парадоксально, казалось, лишь усиливали тишину: пробегающие по корпусу яхты мелкие волны, треньканье канатов о рангоут, поскрипывание якорного каната в утке.

– Почему ты назвал ее «Наутилус»? – спросила Алиша. Ее голова лежала у него на груди.

– Это из книги, которую я еще ребенком читал. Показалось подходящим.

– Ну, пожалуй.

Она заговорила тише:

– То, что ты сказал в камере.

– Что я любил тебя.

Майкл не ощутил ни малейшей неловкости, лишь спокойствие, оттого, что мог сказать правду.

– Я просто решил, что ты должна это знать. Иначе все пошло бы насмарку. Мне, типа, надоело держать все в тайне. И ты не обязана что-то отвечать.

– Но я хочу.

– Ну, «спасибо» будет достаточно.

– Все не так просто.

– На самом деле именно просто.

Она сплела пальцы с его пальцами, их ладони соприкоснулись.

– Спасибо тебе, Майкл.

– Всегда пожалуйста.

Воздух стал влажным, от воды поднимался туман, все поверхности были усеяны мелкими капельками. Где-то вдалеке волны с шипением накатывались на песок.

– Боже, мы оба, мы ведь всю жизнь провоевали, – сказала она.

– Именно так.

– Я… так устала от этого.

Она плотнее прижала его руку к своей талии.

– Знаешь, я думала о тебе. Когда была в Нью-Йорке.

– И что думала?

– Думала: интересно, что сегодня Майкл делает? Что он делает, чтобы мир спасти?

Он весело рассмеялся.

– Это честь для меня.

– Имеешь право.

Она помолчала.

– Ты никогда о них не думаешь? О своих родителях?

Вопрос был неожиданным, но не ощущался странным.

– Иногда. Это так давно было.

– Я своих не помню на самом деле. Они умерли, когда я совсем маленькая была. Только всякие мелочи. У матери была серебристая щетка для волос, которая ей нравилась. Очень старая, наверное, еще моей бабушке принадлежала. Она приходила ко мне в Убежище и расчесывала мне волосы.

Майкл задумался.

– О, вот это точно было. Мне кажется, я помню.

– Помнишь?

– Она сажала тебя на табурет в спальне у большого окна. Помню, как она что-то напевала себе под нос – не песню даже, просто мелодию.

– Ух ты, – сказала Алиша не сразу. – Я и не думала, что на это кто-то внимание обращал.

Они молчали достаточно долго. Майкл ощутил приближение ее слов прежде, чем она начала говорить. Он не знал, что она ему скажет, но точно знал, что заговорит.

– Кое-что… кое-что случилось со мной, в Айове. Меня там мужчина насиловал, один из охранников. Я забеременела.

Майкл ждал.

– Она оказалась девочкой. Не знаю, дело ли в том, что я такое, или в чем-то еще, но она не выжила.